Валютные рынки в 2025 года. Взгляд Трейдера.

- БТ · Опубликовано 02.04.2025 · Обновлено 02.04.2025

• •

Платформа

За 10 дней

Методы торговли

Club БТ Рум

Предупреждение. Любая стратегия не гарантирует получения прибыли в каждой сделке. Стратегия это алгоритм действий. Любой алгоритм это системная работа. Успех в трейдинге это придерживаться системной работы.

Прочли: 26

Введение

Первый квартал 2025 года выдался неспокойным для мировой экономики. Возвращение Дональда Трампа на пост президента США ознаменовалось новой волной торговых конфликтов, усилив волатильность рынков. Инвесторы столкнулись с “америкой прежде всего” на деле: торговые тарифы, геополитическая напряжённость и опасения рецессии задали тон началу года. В таких условиях валютные рынки оказались в центре внимания, поскольку колебания курсов напрямую влияют на торговые потоки, инфляцию и финансовую стабильность во всём мире. Валюты играют ключевую роль в мировой экономике: через доллар проходят глобальные расчёты за сырьё и товары, и резкие его движения могут усиливать финансовый стресс международной системы. В этой статье я, как трейдер, поделюсь своим анализом основных тенденций на валютных рынках в Q1 2025, личным мнением о рисках и прогнозах, а также рассмотрю, что ждёт инвесторов и политиков дальше.

Основные тенденции на валютных рынках в первом квартале 2025 года

2.1. Динамика доллара США: тарифы Трампа, реакция ФРС и доля доллара в резервах

Доллар США начал 2025 год с резкого разворота вниз. Если в январе изначально опасались всплеска инфляции от протекционизма Трампа, то к концу марта рынок переключился на страх рецессии. Индекс доллара (DXY) за квартал упал примерно на 4%, что стало худшим стартом года для доллара со времён мирового финансового кризиса 2008 года. Причиной слабости доллара стали “тарифные качели” администрации Трампа и ответные меры торговых партнёров. Президент объявил о новых пошлинах – так называемом плане “Liberation Day” – грозящем поднять средневзвешенные тарифы на глобальные товары с 2,5% до 10% и выше. Такая агрессивная торговая политика подорвала доверие инвесторов к американской валюте и усилила спрос на защитные активы, вроде золота, которое взлетело в цене на 17% – лучший квартальный рост с 1986 года.

Федеральная резервная система США отреагировала сдержанно, стремясь не усугубить турбулентность. В марте ФРС сохранила базовую ставку в диапазоне 4,25–4,50%. Высокопоставленные чиновники, такие как глава Нью-Йоркского ФРБ Джон Уильямс, подчеркнули, что текущая политика “умеренно рестриктивна” и помогает сдерживать инфляцию. Однако они также признали возросшие риски: тарифы могут разогнать цены, с одной стороны, и ударить по экономике и рынку труда – с другой. Томас Баркин из ФРБ Ричмонда отметил, что “нервничает по обоим поводам”, призывая выждать и посмотреть, как ситуация развернётся. В условиях высокой неопределённости ФРС сигнализировала готовность при необходимости снизить ставку ближе к концу года, если торговые войны начнут явно тянуть экономику вниз. Мой личный опыт подсказывает, что такая выжидательная тактика регулятора поддержала минимальный уровень доверия к доллару, не дав панике полностью овладеть рынком.

Интересно, что несмотря на просадку курса, доля доллара в мировых резервах остаётся доминирующей, хотя и снижается. По данным МВФ, в конце 2024 года на доллар приходилось около 57,8% официальных валютных резервов, что близко к историческому минимуму. Даже Трамп, радеющий за сильный доллар, предупредил страны БРИКС не пытаться создать ему альтернативу, назвав его “могучим” и незаменимым. Таким образом, американская валюта пережила трудный квартал: с одной стороны – давление торговых факторов и ожиданий смягчения ФРС, с другой – сохраняющаяся ликвидность и статус глобального резервного актива, обеспечивающие ей базовую поддержку.

2.2. Позиции евро: стимулы Германии, рост оборонных расходов и политика ЕЦБ

Для евро первые три месяца 2025 года стали периодом осторожного укрепления на фоне перемен в экономической политике Европы. Германия, долго славившаяся бюджетной дисциплиной, сделала исторический фискальный поворот. В марте сформировалось новое правительственное соглашение, подразумевающее смягчение жёстких правил долга ради инвестиций. Коалиция договорилась освободить расходы на оборону от “долгового тормоза” и создать специальный фонд в €500 млрд для развития инфраструктуры. Фактически это означает значительное увеличение государственных расходов: оборонный бюджет, превысивший 1% ВВП, больше не ограничен и может достичь цели НАТО в 2% ВВП. Например, планируется ускорить закупки для Бундесвера и приоритетные инфраструктурные проекты – такой масштабный стимул должен прибавить к росту Германии до +0,8% ВВП в 2025 году. Эти меры, на мой взгляд, стали глотком свежего воздуха для экономики еврозоны и сигналом инвесторам, что Европа готова тратить ради роста.

Неудивительно, что европейские рынки отреагировали позитивно. Доходность 10-летних германских облигаций (Bund) подскочила на 40 б.п. за квартал – крупнейший рост с 2023 года, отражая ожидания ускорения экономики и возможного увеличения заимствований. Европейский фондовый рынок также превосходил американский: акции оборонных компаний ЕС взлетели на фоне роста военных расходов и геополитической обстановки. Евро на этом фоне укрепился примерно на 4% против доллара (с около $1,04 в начале года до $1,08 к концу марта). Хотя экспортёры Европы испытывали встречный ветер от тарифов США, частично им помогло перенаправление потоков торговли: Китай, столкнувшись с американскими пошлинами, увеличил предложение товаров на рынок ЕС, смягчив ценовой удар. Кроме того, уменьшение импорта энергоносителей и плавное снижение цен на газ ослабили инфляционное давление в еврозоне.

Европейский центральный банк (ЕЦБ) в первом квартале действовал не менее осмотрительно, чем Федрезерв. Инфляция в еврозоне замедлялась: по прогнозам, к апрелю общий индекс цен должен снизиться до ~2,1%, а базовая инфляция – до 2,3%, что близко к целевому уровню. Это дало ЕЦБ пространство не ужесточать политику дальше. Более того, на фоне рисков от торговых войн и банковской турбулентности (начало года сопровождалось всплеском осторожности инвесторов), ЕЦБ намекнул на возможность небольшого смягчения позже в году. По некоторым оценкам, рынок даже учитывал около 50% шансов на снижение депозитной ставки ЕЦБ уже к апрелю–июню. Впрочем, глава ЕЦБ Кристин Лагард ясно дала понять, что внешние шоки вроде тарифов Трампа скорее несут мировой экономике негатив, и многое будет зависеть от их длительности и масштаба. В моём понимании, ЕЦБ занял выжидательную позицию: готов поддержать экономику при ухудшении ситуации, но не спешит смягчаться без необходимости. В результате евро в Q1 укреплялся относительно мягкими темпами, опираясь на улучшение фискальных перспектив в ЕС и относительную стабильность денежной политики.

2.3. Валюты развивающихся рынков: укрепление юаня и рупии, приток капитала в Азию

Большинство валют укрепились против доллара США в начале 2025 года, особенно валюты Европы и ряда развивающихся рынков. Лишь немногие отстающие, такие как турецкая лира, показали падение (данные: LSEG, Reuters).

Ослабление доллара открыло окно возможностей для валют развивающихся стран, и многие из них смогли блеснуть ростом. В Азии наблюдалось укрепление ключевых валют: с февраля китайский юань прибавил около +2,4%, а индийская рупия – около +2,3% к доллару. Хотя по итогам всего квартала их рост был умеренным (юань +0,5%, рупия около нуля【43†source】), тенденция перелома настроений была очевидна. Инвесторы вновь обратили внимание на азиатские рынки, чему способствовали не только ослабление доллара, но и локальные успехи. Например, экономики Китая и Индии продолжали показывать приличный рост, и участники рынка делали ставку, что их валюты могут укрепиться и далее, принося дополнительную доходность. Логика инвесторов проста: если ожидается рост стоимости валюты страны назначения, то вложения в её активы выглядят привлекательнее – валютная переоценка увеличит прибыли. Исторически, когда валюты emerging markets росли, иностранный капитал активно притекал на их рынки, и первый квартал 2025 не стал исключением.

Мы действительно видели приток портфельных инвестиций в Азию. Согласно данным бирж, с начала года иностранцы увеличили вложения в акции на развивающихся рынках Азии, прекратив длительный отток, длившийся с середины 2024. Особенно ощутим был интерес к фондовым рынкам Индии и Южной Кореи, где продажи зарубежных фондов за предыдущие месяцы достигли крайних значений и, похоже, исчерпали себя. Теперь же, на фоне более стабильного курса рупии и воодушевляющих корпоративных результатов, инвестиционный климат улучшился. Китайский юань укреплялся несмотря на тарифное давление США – вероятно, ожидания будущих стимулирующих мер Пекина и относительно высокая доходность китайских облигаций поддержали его курс. Индийская рупия получила поддержку от устойчивого притока капитала в индийские активы, компенсируя небольшой дефицит торгового баланса страны. Также позитивно выделялись валюты экспортоориентированных экономик: бразильский реал (+7,5% к доллару за квартал) и мексиканский песо (+2,5%) сумели вырасти благодаря высоким ценам на сырьё и инвестиционным потокам.

Тем не менее, динамика была неравномерной. На фоне общего оптимизма нашлись и аутсайдеры. Турецкая лира продолжила падение (-6–7% за Q1) из-за нестабильной экономической политики и политических рисков.

. Аргентинский песо ослаб почти на 4% ввиду инфляционного кризиса на родине【43†source】. Индонезийская рупия потеряла около 2–3% на опасениях за фискальную устойчивость и повышенное влияние военных кругов. Эти случаи напомнили инвесторам, что фундаментальные факторы стран играют ключевую роль: ослабление доллара само по себе не спасает от проблем, если у страны дефициты или политическая нестабильность. В целом же, как трейдер, я почувствовал давно забытое «попутное дыхание» развивающихся рынков: ослабление доллара и рост аппетита к риску принесли заслуженную передышку валютам emerging markets после нескольких трудных лет.

Риск потери долларом статуса резервной валюты

3.1. Снижение доли доллара до 57,8% и рост других валют

Фундаментальный вопрос, нависающий над рынком валют, – сохранятся ли глобальные привилегии доллара. В первом квартале 2025 года вновь активно обсуждался риск утраты долларом статуса основной резервной валюты. Статистика действительно фиксирует постепенное “проседание” доли доллара в резервах центральных банков по всему миру. По данным МВФ (COFER), номинальная доля доллара в официальных резервах опустилась до рекордных 57,3% в III квартале 2024, а к концу года слегка отскочила до 57,8%. Для сравнения: в начале 2000-х она превышала 70%. Этот тренд медленного размывания доллара в резервах продолжается уже не первый год, ускорившись после пандемии. Однако важно понять контекст этих цифр. В IV квартале 2024 доллар заметно укрепился к большинству валют (на 7,6% в индексном выражении). Из-за этого чисто арифметически доля доллара выросла – ведь другие резервные валюты (евро, иена, фунт) подешевели в долларовом выражении. Но если скорректировать на валютные курсы, то в реальном выражении доля доллара даже продолжила падение – до ~54,1%. Иначе говоря, центробанки продолжают понемногу сокращать долларовые запасы, диверсифицируя свои валютные портфели.

Куда же перераспределяются резервы, оттекающие из доллара? Интересно, что не столько в евро, сколько в “нетрадиционные” валюты. Евро стабильно занимает ~20% мировых резервов уже много лет и практически не отвоёвывает долю у доллара. Зато растёт совокупная доля валют второго эшелона – таких как австралийский и канадский доллары, шведская и норвежская кроны, южнокорейская вона, а также китайский юань. Совокупно на эти альтернативные валюты приходилось 12,6% резервов на конец 2024 – против менее 3% до 2009 года. Этот сдвиг отражает стремление управляющих резервами диверсифицировать риски. В условиях, когда финансовые и политические связи с США становятся менее предсказуемыми, центробанки предпочитают “не класть все яйца в одну корзину”. Тем не менее доллар по-прежнему больше всех привлекает хранителей резервов. Даже снизившись, его доля остаётся больше, чем у всех других валют вместе взятых. Как признают аналитики, “ослабление доминирования доллара не означает утраты им лидирующей роли”. Я тоже считаю, что этот процесс носит эволюционный характер: доля доллара может медленно уменьшаться, но до реальной потери им статуса №1 ещё очень далеко.

3.2. Ликвидность и доверие как факторы поддержки доллара

Почему же доллар, несмотря на все угрозы, пока не сдаёт позиции стремительно? Причина в системных преимуществах, сложившихся исторически. Во-первых, ликвидность. Рынок долларовых активов – самый глубокий и ликвидный в мире. Казначейские облигации США воспринимаются инвесторами как “тихая гавань” и обладают беспрецедентной способностью вмещать триллионы долларов без резких движений цены. В моменты кризисов мировые институты бегут именно в доллар и трежерис, обеспечивая спрос. Ни одна другая валюта пока не имеет сопоставимого объёма надёжных финансовых инструментов. Во-вторых, доверие и привычка. Доллар служит мировым расчётным и резервным средством со времён Бреттон-Вудса, и за десятилетия страны накопили в нём огромные авуары. Для центробанка резервы – это страховка на “чёрный день”, поэтому ими управляют очень консервативно. Резервные менеджеры ценят стабильность и предсказуемость больше, чем сиюминутную доходность. Как отмечают эксперты, они не склонны к резким движениям и спешат лишь постепенно диверсифицировать запасы. Пока ни евро, ни тем более юань не убедили мир в том, что могут полностью заменить доллар по надёжности, прозрачности и статусу universal trust.

Эти факторы действуют как “якоря”, не дающие доллару утратить доверие. Даже в первом квартале, когда политическая риторика обошла доллару немало острых углов, общая архитектура системы не изменилась. Большинство глобальных торговых контрактов всё еще номинированы в долларах, от нефти до продовольствия. Межбанковская система платежей (SWIFT) и финансирование торговли по-прежнему завязаны на долларовые расчёты. В результате спрос на долларовое финансирование остаётся высоким. Для многих развивающихся стран доллар остаётся эталоном: национальные валюты сильно колеблются, и держать резервы в них рискованно. Тот же китайский юань, несмотря на рост роли, занимает лишь ~2–3% в резервах – отчасти из-за ограниченной конвертируемости и контролей Китая. Я убеждён, что пока США сохраняют относительную макроэкономическую стабильность и глубокий рынок, инерция будет на стороне доллара. Мир может понемногу снижать долларовую зависимость, но в моменты шока все дороги ведут обратно к американской валюте.

3.3. Попытки дедолларизации (БРИКС и др.): ограниченный успех и причины

В последние годы многие страны открыто заговорили о дедолларизации – уменьшении зависимости от доллара. В первом квартале 2025 эта тема получила новый импульс благодаря усилиям объединений вроде БРИКС и других развивающихся экономик. Например, на январском саммите представители Бразилии, России, Индии, Китая и ЮАР вновь обсуждали расширение расчётов в нацвалютах и даже идею общей валюты для торговли. Однако, как показывают факты, успех этих инициатив пока весьма скромен. Попытки вытеснить доллар сталкиваются с целым рядом препятствий.

Во-первых, сами альтернативы доллара несовершенны. Создать новую резервную валюту “по щелчку” невозможно – нужна многолетняя история стабильности, объёмистый рынок облигаций, свободное движение капитала и доверие инвесторов. Китайский юань – частый кандидат на роль – всё ещё жёстко контролируется Пекином, и иностранные держатели рискуют ограничениями. Евро хотя и в свободном обращении, но страдает от нерешённых структурных проблем ЕС и отсутствия единого фискального центра. Золотой стандарт частично вернулся в моду (центробанки развивающихся стран нарастили покупки золота как альтернативы доллару), но золото не обладает той гибкостью в расчётах, что валюта. В итоге ни один из претендентов не может предложить полноценно то, что даёт доллар – комбинацию ликвидности, стабильности и универсального признания.

Во-вторых, политические интересы. Страны БРИКС сами по себе не полностью едины в финансовой политике. Китай и Индия – конкуренты в Азии, у них разные валютные режимы и экономические модели. Бразилия и ЮАР зависят от сырьевых рынков, которые оцениваются в долларах. Попытки согласовать общие меры разбиваются о национальные приоритеты. Даже если БРИКС создадут условную “пулевую валюту” для взаиморасчётов, её внедрение будет медленным и ограниченным. Многие помнят опыт еврозоны, когда объединение валют потребовало глубокой политической интеграции. У БРИКС же нет наднационального центрального банка или бюджета, что ставит под сомнение жизнеспособность любых общих денежных инициатив.

В-третьих, реакция США. Америка пристально следит за подобными движениями. Показательно, что Дональд Трамп в январе прямо предупредил страны БРИКС не пытаться вытеснить доллар. Вашингтон обладает значительным влиянием (финансовым и дипломатическим) и может создавать препятствия – от санкций до торговых барьеров – для тех, кто будет слишком активно продвигать альтернативы. В мире, где США всё ещё крупнейшая экономика и военная держава, открытый вызов доллару чреват издержками.

По совокупности причин, масштабная дедолларизация идёт медленно. Да, ряд стран увеличивают расчёты в нацвалютах (например, Индия больше платит за нефть в рупиях, а Китай – в юанях за сырьё). Некоторые сделки между Россией и Китаем теперь происходят в рублях/юанях, минуя доллар. Но глобальная финансовая система по-прежнему скреплена долларом. Доля США в мировом ВВП постепенно снижается, однако долларовый статус подкреплён не только экономикой, но и инерцией десятилетий. Текущий квартал лишь подтвердил эту двойственность: разговоров о сдвиге много, практических подвижек мало. Я вижу дедолларизацию как долгую дорогу с множеством ухабов – пока никаких резких поворотов на ней не случилось.

Влияние инвестиционных факторов на обменные курсы

4.1. Торговые потоки и их влияние на валюты

Обменные курсы валют формируются под влиянием множества факторов, и одни из наиболее фундаментальных – торговые потоки между странами. Экспорт и импорт напрямую влияют на спрос и предложение национальной валюты. Если страна стабильно продаёт больше товаров за рубеж, чем покупает (положительное сальдо торгового баланса), иностранные партнёры постоянно нуждаются в её валюте, чтобы оплачивать экспорт. Это создаёт повышенный спрос на эту валюту и, как правило, ведёт к её укреплению в долгосрочной перспективе. Классический пример – Германия и Япония в предыдущие десятилетия: их мощные экспортные сектора способствовали устойчивому укреплению марки (а затем и евро) и иены, пока не вмешивались другие факторы. Наоборот, дефицит торгового баланса (импорт превышает экспорт) означает постоянный отток валюты за рубеж для оплаты покупок – предложение национальной валюты на глобальном рынке растёт, что создаёт давление к обесценению. США исторически имеют дефицит торговли, и это один из структурных факторов долгосрочного ослабления доллара – хотя он компенсируется тем, что доллар является резервной валютой и привлекает капитальные притоки.

Стоит учитывать, что ценовые эффекты тоже играют роль. Если валюта существенно ослабляется, импорт дорожает, импортёры начинают покупать меньше иностранных товаров, а экспорт становится более конкурентоспособным за рубежом. Таким образом, курс влияет на торговое сальдо, и возникает некое равновесие. Например, в Q1 2025 торговые барьеры США и связанное падение доллара сделали американские товары чуть привлекательнее по цене за рубежом, а импортные – дороже внутри страны. Это теоретически должно было сузить торговый дефицит США, поддержав доллар. Однако торговые войны нарушают нормальные связи. Пошлины и санкции искажают цены: даже при дешёвом долларе иностранные товары могут оставаться неконкурентоспособными на рынке США из-за тарифов. В ответ другие страны перенаправляют экспорт – как мы видели, Китай частично компенсировал потерю американского рынка, увеличив экспорт в Европу. Тем временем, американский экспорт недополучил некоторых традиционных рынков из-за ответных мер (например, аграрная продукция США встретила барьеры). В результате торговые потоки Q1 2025 были турбулентными: мировая торговля росла в объёме медленно, но менялись направления. Валюты реагировали на эти изменения: так, мексиканское песо и канадский доллар, хоть и подверглись “тарифным травмам” со стороны США, удержались в плюсе к доллару благодаря перенастройке торговых связей. Их устойчивость объясняется тем, что инвесторы верят: базовые экспортные отрасли Мексики и Канады (например, нефть, автомобили) в конечном счёте найдут сбыт, а временные трения пройдут.

Валюта страны может сильно зависеть от экспортируемых товаров. Сырьевые валюты – канадский, австралийский доллары, российский рубль, бразильский реал – часто укрепляются, когда растут цены на нефть, металлы, сельхозпродукцию, которые эти страны продают. В нашем квартале рост цен на нефть был волатильным, но золото и медь существенно подорожали. Это поддержало, например, австралийский доллар (как экспортёра металлов) и южноафриканский ранд (золото). Напротив, если основная статья экспорта страны падает в цене, её валюте грозит ослабление из-за снижения экспортной выручки. Помимо цен, важны торговые отношения: появление нового крупного торгового соглашения или, наоборот, торговые барьеры, влияют на курсы. Вспомним, как заключение сделки USMCA (США–Мексика–Канада) в 2020 году сняло часть неопределённости и укрепило песо и канадский доллар. В Q1 2025 ничего подобного не случилось – скорее наоборот, рост протекционизма давил на валюты. Тем не менее, я полагаю, что структура торговли играет роль якоря: валюты стран с устойчивым спросом на их экспорт (например, высокотехнологичная продукция или дефицитные ресурсы) в кризис проседают меньше и быстрее восстанавливаются. Таким фундаментом могут объясняться, скажем, относительная стабильность японской иены (Япония – чистый кредитор миру и продолжает экспортировать технологии) или недавняя сила шведской кроны (+10,7% к доллару в начале 2025【43†source】, на фоне высокого экспорта сырья и оборудования из Швеции). В итоге торговые потоки – это “медленная сила”, формирующая долгосрочные тренды валют, тогда как финансовые факторы могут краткосрочно их расшатывать.

4.2. Инвестиционные потоки: процентные ставки, доходность активов, примеры стран

Вторым мощнейшим двигателем валютного рынка являются инвестиционные потоки капитала. Деньги текут туда, где ожидается более высокая доходность с приемлемым риском, и эти перемещения капитала меняют курсы быстрее, чем торговля. Процентные ставки центральных банков – один из ключевых ориентиров для инвесторов. Если в стране ставки растут относительно других, её валюта обычно укрепляется. Это происходит потому, что более высокая процентная ставка делает вложения в финансовые инструменты этой страны (например, облигации) более прибыльными. Глобальные инвесторы, от хедж-фондов до пенсионных фондов, начинают увеличивать долю таких активов в портфелях, чтобы зарабатывать больше процентов. Для этого им нужно купить местную валюту, что поднимает её курс. Так возникали знаменитые carry trade – стратегии, где брали дешёвый кредит в валюте со сверхнизкой ставкой (например, в иенах) и вкладывали в высокодоходные валюты (например, в бразильские реалы), получая прибыль на разнице ставок. Конечно, риск в том, что курсы могут измениться в обратном направлении, но пока дифференциал ставок велик и волатильность умеренна, такая тактика работала.

В первом квартале 2025 мы видели, как различия в монетарной политике влияли на валюты. Пока ФРС взяла паузу, некоторые центробанки развивающихся стран уже начали осторожно снижать ставки, поскольку у них инфляция замедлилась быстрее. Например, Бразилия ещё в 2024 году имела высокую ставку и начала цикл смягчения – это немного умерило ранее очень сильный реал, хотя он всё равно вырос благодаря притоку сырьевых доходов. Япония же, напротив, удивила рынки признаками выхода из ультра-мягкой политики: доходность 10-летних гособлигаций Японии подскочила до максимумов с 2008 года. Это усилило спекуляции, что Банк Японии может повысить ставки, и способствовало укреплению иены (~+4% к доллару за квартал【43†source】). Аналогично, ожидания более высоких ставок или доходностей в Европе (рост доходности Bund на фоне немецкого стимулирования) привели к притоку инвестиций в евро и европейские активы. Напротив, если инвесторы считают, что ставки скоро пойдут вниз, валюта может ослабеть, так как привлекательность вкладов снизится. В США как раз во второй половине квартала участники рынка начали закладывать в цены будущие снижения ставки ФРС (ввиду растущих рисков рецессии), и это давило на доллар дополнительно.

Кроме ставок, важна доходность других активов – акций, недвижимости, прямых инвестиций. В Q1 2025 наметилась ротация из американских рынков в азиатские. Причина в том, что американские акции, особенно технологические, понесли серьёзные потери (Nasdaq снизился, тогда как азиатский MSCI ex-Japan индекс вырос на ~1,5%). Увидев это, инвесторы стали перекладывать средства в Азию, ожидая лучшей доходности на капитал. А раз деньги перетекают в азиатские активы, национальные валюты региона получают поддержку от притока. Так, южнокорейская вона и индийская рупия укрепились отчасти благодаря крупным покупкам их акций иностранцами. Пример: иностранные фонды активно скупали акции индийских IT- и финансовых компаний, поверив в восстановление прибыли, и заодно укрепили курс рупии. Курс валюты в таких случаях становится барометром доверия инвесторов: если капитал идёт в страну, валюта растёт; если начинается отток (как было у России после санкций 2022), валюта падает независимо от торгового баланса.

Ещё один пример – процентная дифференциал и приток/отток: в 2022–2023 годах, когда доллар резко усилился, многие emerging markets столкнулись с оттоком капитала и ослаблением валют, потому что ставки в США подскочили и “вытянули” деньги из более рискованных стран. Теперь ситуация изменилась: раз ставки США стабилизировались, а где-то и предполагаются к снижению, аппетит к развивающимся рынкам вернулся. Мексиканский песо, страдавший год назад из-за повышения ставок ФРС, ныне чувствовал себя увереннее – инвесторы обратили внимание, что Мексика даёт высокую доходность (ставка Banxico около 11%) при относительно низкой волатильности, и вернулись на её долговой рынок, поднимая курс песо. Процентная политика Китая и Индии более стабильна, но и там реальные ставки (с поправкой на инфляцию) сейчас выше, чем в США, что стимулирует приток в их облигации. Конечно, любой приток может смениться оттоком, если изменится глобальный риск-аппетит. Но урок первого квартала: инвестиционные потоки могут перевесить торговые на коротком отрезке. Доллар падал в Q1 2025 быстрее, чем менялись торговые балансы, именно потому, что финансовые рынки начали переоценивать траекторию ставок и рисков. В результате мы получили яркий пример, как комбинация процентных дифференциалов и ожиданий доходности приводит к существенным движениям валют даже без кардинальных сдвигов в торговле.

Возможность нового валютного соглашения

5.1. История соглашения Plaza 1985 года: цели, итоги, уроки

Когда говорят о международной координации валютной политики, неизбежно вспоминают Соглашение Plaza 1985 года. Эта договорённость между крупнейшими экономиками (США, Японией, Германией, Францией и Великобританией) стала хрестоматийным примером успешного совместного вмешательства на валютные рынки. Предпосылкой стала ситуация в начале 1980-х: после резкого повышения ставок ФРС при Поле Волкере доллар чрезвычайно укрепился – на ~50% за пять лет. К 1985 году доллар был “супер-валютой”, что наносило ущерб экспорту США (американские товары стали слишком дорогими за рубежом) и создавало инфляционное давление на партнёров Америки, удорожая их импорт. США тогда накопили большой торговый дефицит, и администрация Рейгана столкнулась с давлением промышленников вернуть конкурентоспособность. Решение нашли в многосторонней договорённости: в сентябре 1985 в отеле “Плаза” в Нью-Йорке министры финансов и главы центробанков G5 согласились скоординировано ослабить доллар.

Цель Plaza Accord была уменьшить стоимость доллара относительно ключевых валют – прежде всего немецкой марки и японской иены. Для этого страны договорились проводить совместные интервенции: продавать доллары и покупать другие валюты на рынке. Результаты были впечатляющими. Доллар развернулся и за два года упал более чем на 50% к иене и марке от пиковых значений. Японская иена, например, укрепилась с ~240 иен за доллар до ~120 иен за доллар к 1987 году. Американский торговый дефицит начал сокращаться, экспорт получил поддержку. Однако чрезмерное и быстрое падение доллара тоже не входило в планы, поэтому уже в феврале 1987 страны G5+Канада заключили новое соглашение – Луврское – чтобы стабилизировать валюты и не дать доллару падать дальше. Уроки Plaza 1985 многогранны. С одной стороны, он показал, что международная координация может эффективно повлиять на валютные курсы. Когда крупнейшие центробанки действуют заодно, у рынка мало шансов против их совокупной мощи – согласованные интервенции в 1985-м быстро переломили многолетний тренд. С другой стороны, Plaza продемонстрировал и побочные эффекты: резкое укрепление иены ударило по экономике Японии – экспортерам стало труднее, и чтобы стимулировать внутренний спрос, японские власти снизили ставки, что, как считается, внесло вклад в пузырь на рынках недвижимости и акций Японии в конце 80-х. Этот пузырь лопнул, и Япония погрузилась в долгую стагнацию (“потерянное десятилетие”). Некоторые аналитики – особенно в Китае – винят Plaza в тех проблемах, считая, что искусственное завышение валюты подорвало конкурентоспособность и привело к экономическим дисбалансам. Таким образом, Plaza Accord стал и примером успеха, и предупреждением: вмешиваться в рынок валют надо осторожно и совместно, понимая долгосрочные последствия.

5.2. Современные инициативы и мнения ключевых экономик

В наши дни вопрос о новом глобальном валютном соглашении периодически поднимается, особенно когда курсы становятся источником напряжённости. В первом квартале 2025 идея условного “Plaza-2.0” витала в умах экспертов на фоне беспрецедентных шагов администрации Трампа. Сам президент США явно желал более слабого доллара, что открыто не раз озвучивал, стремясь улучшить торговый баланс. Однако добиться этого в одиночку крайне сложно из-за множества противоречивых эффектов торговой политики. Некоторые комментаторы даже фантазировали на тему “Соглашения в Мар-а-Лаго”, подразумевая гипотетическую сделку между Трампом и Си Цзиньпином, где Китай согласился бы значительно укрепить юань по отношению к доллару. Но большинство аналитиков сходится во мнении, что такой сценарий маловероятен. Как отмечено в обзоре Reuters, это скорее “фантазия”, учитывая как политические, так и экономические реалии. Китай не горит желанием повторять судьбу Японии после Plaza и опасается ударить по своему экспорту ради американских интересов. А Вашингтон, хотя и недоволен крепким долларом, тоже не пойдёт на шаги, которые могут разогнать внутреннюю инфляцию и отпугнуть инвесторов от американских активов.

Помимо США и Китая, Европа и Япония также скептически относятся к идее новых глобальных соглашений. Европейский Центробанк официально придерживается политики “нецелевого” курса евро – то есть не устанавливает конкретных ориентиров и не участвует в валютных интервенциях, если только резкие движения не угрожают финансовой стабильности. В ЕС скорее предпочитают косвенные меры: например, разговоры о том, чтобы усилить международную роль евро (через развитие рынков еврооблигаций, создание цифрового евро и т.п.), чем вступать в какие-то соглашения о курсе. Япония исторически участвовала в валютных интервенциях, но в рамках односторонней защиты иены (когда она слишком резко дешевела, как было в 2022). Присоединиться к новому Plaza для Японии означало бы рисковать укреплением иены – малопривлекательно при её хронической низкой инфляции.

Неофициально, на площадках G7 и G20, тема дисбалансов и курсов всё же обсуждается. Многие помнят события 2010-х, когда словесные интервенции о “недопустимости конкурентных девальваций” помогали сдерживать страны от «валютных войн». В 2025 году ситуация несколько иная: курс доллара уже снизился на рыночных механизмах, снимая часть давления. В то же время агрессивная тарифная политика США вызывает скрытое раздражение партнёров, но они скорее отвечают встречными пошлинами, а не валютными махинациями. Моя точка зрения: глобальная координация по образцу 1985-го возможна только в случае крайней необходимости, когда все крупные экономики почувствуют, что плавающие курсы зашли в тупик и вредят каждому. На данный момент такого консенсуса нет – страны по-разному оценивают состояние мировых финансов. Китай скорее стремится укреплять региональные механизмы (например, расширять зону использования юаня) и запасается золотом, готовясь к потенциальной конфронтации, чем пойдёт на сделку в духе Plaza. Европа занята собственными проблемами и довольна ослаблением евро последних лет, что помогло её экспортёрам – усилий за укрепление евро она предпринимать не станет. Развивающиеся страны заинтересованы в более справедливой системе, но у них недостаточно влияния, чтобы диктовать условия.

Таким образом, хотя разговоры о новом валютном соглашении возникают, инициативы остаются точечными. Можно отметить разве что усилия отдельных блоков: например, страны АСЕАН+3 (включая Китай, Японию, Корею) продвигают механизм взаимопомощи Chiang Mai Initiative – своп-линии в нацвалютах для защиты от кризисов, что частично снижает роль доллара в регионе. Но это не глобальная договорённость о курсе, а скорее страховой фонд. Ключевые экономики публично высказываются очень осторожно: ни ФРС, ни ЕЦБ, ни Банк Японии не сигнализируют готовности вмешиваться ради обменных курсов. Даже Трамп, громогласно недовольный торговлей, напрямую не предлагал “международного пакта” – вероятно, понимая сложность такой дипломатии. В итоге идея “Plaza 2.0” пока остаётся теорией. Рынки в Q1 2025 больше реагировали на реальные шаги (тарифы, ставки), чем на разговоры о глобальной координации. Но если валютные колебания выйдут из-под контроля, нельзя исключать, что история повторится – время от времени даже конкуренты объединяются перед лицом общих экономических угроз.

Заключение

Первый квартал 2025 года стал периодом значимых сдвигов на валютных рынках и выявил ряд рисков, о которых стоит помнить. Ключевые тенденции квартала можно резюмировать так: США под руководством Трампа спровоцировали новую волну торговых войн, что ослабило доллар и усилило разговоры о дедолларизации, хотя реальный статус доллара как главной резервной валюты сохраняется благодаря своей ликвидности и доверию. Евро укрепился на фоне редкого единства фискальной и денежной политики в Европе: Германия открыла бюджетные шлюзы, а ЕЦБ удержал инфляцию под контролем, позволив европейской экономике вздохнуть свободнее. Валюты развивающихся рынков получили передышку – капитал вновь потёк в Азию, и многие EM-валюты выросли против доллара. Однако эти успехи неравномерны: остаются уязвимые валюты с собственными проблемами (лира, песо), напоминая, что внутренние фундаментальные факторы никто не отменял.

Риски тоже никуда не делись. Главный риск – возможность рецессии в США, которая может перевернуть текущие валютные тренды. Если экономика США существенно замедлится из-за тарифов и неопределённости, ФРС придётся резко смягчать политику, что потенциально ослабит доллар дальше. Но, парадоксально, в острой фазе кризиса доллар может укрепиться как валютное убежище, повторяя сценарий 2008 года. Для евро риск в том, что торговые конфликты и внешние шоки (например, энергетические или новые волнения в соседних регионах) снова обнажат слабые места еврозоны. Пока шаги Германии вселяют оптимизм, но долговые проблемы некоторых южных стран никуда не делись – ситуация требует аккуратного баланса между стимулированием и финансовой устойчивостью. Валюты emerging markets выиграли от текущего настроения, но остаются зависимыми от внешних условий. Разворот глобального аппетита к риску или новое усиление доллара способны быстро вернуть давление на них.

Отдельно стоит оценить перспективу доллара как резервной валюты. Мое мнение: несмотря на все заголовки о “закате доллара”, в обозримой перспективе он сохранит свою центральную роль. Да, доля доллара в резервах постепенно снижается, и дедолларизация стала модным словом. Но, как мы обсудили, пока нет равнозначной замены доллару. Евро, юань и другие претенденты либо ограничены, либо сами не стремятся взять на себя такую ношу. В Q1 2025 доллар прошёл испытание торговой войной и вышел из него с определёнными потерями в курсе, но не в статусе. В ближайшие годы, вероятно, мы увидим более мультивалютный мир, где доля расчётов в альтернативных валютах вырастет до 20-30%. Однако “престол” останется за долларом, если только США не совершат серьёзных ошибок в экономической политике.

Для инвесторов текущая ситуация даёт несколько уроков. Во-первых, диверсификация по валютам становится всё более актуальной. Стоит распределять активы между разными валютами, включая евро и сильные emerging markets, чтобы снизить зависимость от доллара. Во-вторых, хеджирование валютных рисков – необходимый элемент стратегии: например, использование фьючерсов или опционов на валюты может защитить от резких колебаний курсов, вызванных политическими решениями. Также инвесторам следует следить за действиями центральных банков: смена курса ФРС или ЕЦБ мгновенно отражается на валютных парах. Для политиков рекомендации вытекают из рассмотренных тенденций. Лучшей защитой от валютных потрясений для страны является здоровая экономика: низкая инфляция, устойчивые финансы, продуктивная экспортная база. Тогда любая валюта – будь то доллар, евро или рупия – будет более стабильной. Кроме того, международный диалог по финансовым вопросам остаётся важным: практика показала, что односторонние шаги, такие как тарифы, вызывают ответные реакции и могут ослабить всех. Гораздо продуктивнее сотрудничать – пусть не в формате нового Plaza, но хотя бы в рамках многосторонних институтов – чтобы решать глобальные дисбалансы.

Перефразируя старую пословицу, “валюту крепят не слова, а дела”. Первый квартал 2025 года стал проверкой прочности сложившейся мировой финансовой системы. Пока она справляется – доллар пошатнулся, но не рухнул; мир диверсифицируется, но не распадается на изолированные блоки. Для меня, как для трейдера, это время возможностей и вызовов. Понимание фундаментальных драйверов – от торговых потоков до процентных дифференциалов – помогает извлекать выгоду из колебаний курсов. А внимательное отслеживание решений регуляторов и политиков позволяет вовремя корректировать стратегию. Главный вывод – валютный ландшафт меняется, но революции не произошло. Доллар по-прежнему царит, евро держится, а новые игроки набирают вес медленно. Впереди ещё много неопределённости, и второй квартал обещает новые сюрпризы. Мы вступаем в него настороже, но и с долей оптимизма, помня уроки прошедшего квартала.